На стыке ойкумен. Глоссарий хоротопа - Елена Коро

Елене Меньшиковой

Словно Аматэрасу,в танце сливаясоломенный смехкуколкам солнцеликим,сквозящим в мгновенияхбликами счастья,ликами в бликах, из техстранниц страницсолнечных весей,где весел и наг,древний бессмертный магдух Кара-Даг.

У владык перекрестков

Перекрестками воливоины Ифе,Мболе, Мболе,войди в мои сны,вы еще не связалисеть дорог воединов белом-беломпространстве войны.Мы еще не воззвалик курганам и склепам,к спящим стражамвоззвали мы.Соляных истуканов,древних воинов света,дух Майомбе,расставь на посты.У владык перекрестков,изменчивый Мбонго,ключи доступа в сеть дорог.Где-то бродитпо козьим неслышным тропкамкрымский бог.

***Аид начинается в полушаге, в танце во тьме,тебя приглашает галантно твоя госпожа Смерть.Тихо, легко, без озноба, ваши шаги в лад,ты бы и рад обратно, но некуда – темный сад…

Боги смерти

Твои духи смертизабрали тебя в свой миф.Не думай, что сможешьлюбить живых так, как их.Дары богов смертине в свете земных благ,ты умер, рожден – ты маг.

***И мир вплывает в войну как в мифчерной ладьей острова Крым.У владык перекрестков сплин:боги смерти свитки имёнпередали жрецам своим.Заглянув в глубь зеркал,уронив свитки имён вмиг,мальчик-жрец обронил крик,кровь, душу и лик,запечатав миг – до времён.Вышел фантом за дым,белый бездушный мим,на перекрестке трех дорогждет…

Миф о Крыме

Крым вздыблен древней магиейатлантов, земля и миф,здесь тени киммерийскиево власти древних магов,здесь в моменты лихолетья,в мгновенья катастроф,вступают древних стражей духив перекличку —и силой магии хранят миф-Крым —сокровищем для душ свободных,для жаждущих Крым захватить —бельмом, съедающим их души,здесь гений места не один, един,соборен в полилоге равных…

Когда-то маги древней Атлантиды в последнем порыве попытались сохранить свое тайное знание и мастерство. Атлантида рушилась и погибала. Маги вздыбили остров из осколков гибнущей Атлантиды:

а маги, взяв мечи и фуги,мир разделили в центрифуге,под покрывалом киммерийских теней,в сочельник,черного дракона Кара-дагаскрестили с тезой солнца —наслажденьем…

Так возник самый древний остров, постапокалиптический, и древняя магия жива до сих пор на древней земле магов, хранят ее поэты, и главный солнечный маг Волошин – гением места вдыхает дух киммерийский, дух древних магов – в души пиитов

Дух киммерийскийликом, абрисом джинн,ты запечатан, шипишь словно наг,Волошиным с солнечных весейв Аид-Карадаг.

Письма джиннуПишу джинну декабрьские письма,белой ладьей, зимним солнцемпо подземной реке по пещерам ночнымв иссиня-фиолетовый дым.Шлю духу летние ароматычабреца, зверобоя и мяты,полыни горькой – разогнать сплин,курю тебе, крымский джинн.Вглядываюсь в лики черных зеркал,в глубинах гагатовых бликималахитовых духов гор,белых всадников разговор,дары тебе, черный маг,дух Карадаг.

***Дух киммерийскийликом, абрисом джинн,ты запечатан, шипишь словно наг,Волошиным с солнечных весейв Аид-Карадаг.Дух киммерийский,пифией в ухо цирцее:освободиимя его скорее.Макс ибн джиннКиммерии всея,что скажешь,смотрящий вперед?Курс на восход.

***Дожить бы до пределов декабря,до скачущих степями амазонок,до тавров, скифов,мифов, листригонов.Дожить бы до себя,кочующей средь нихи с ними, и врачующей их язвы,да докружиться вихрями зимыдо диалога с мевляна Руми,до семы, но не в Конье,здесь в Гезлеве.И приоткрыть, хотя бы, вещь в себе —себя, хотя бы кантом в окоеме,дожить бы до себя.

Странствуя странно

Авосем странствуяпо набережной естей,мечети мимо, с минаретных весейвзывая муэдзином, какнибудем —к владыкам света,странствующим странно,гулякой праздныммимо все чуть-чутей,уж спотыкаясь и роняя жестыв гранёный хроноса бокал,сгорбатившись вконецверблюдом в пирсы,апологет и аксакал,стекая по ступеням пьяноне к посейдону, в пену днейпиано…

Февраль лефеврит

Элохим

Элохим следует курсом прямо к тебе.В утренних сумерках, Эль, иерихонской трубойсрываешь покров бетонных стен как остатки одежды.С широко закрытыми глазами, почти что ню,ощущаю твою бестелесность… плыву…Так обручаются элохимы с дочерьми человеческими.

Февраль лефеврит

Стоит белокрылая птица, забывшись,и в отражении видится стиксом,спутницей мрачного грязного бога,черными льдами вдоль Ахеронав рое химер к миру людейсеверным смерчем —Эрнст Теодор Амадей.

Февральской тушью

Февральской тушью заштрихована река,в ней промельком – снега и облака,и грезятся мне в профиль февраляветвей чернильных веера, мгновенье длявот кто-то чертящий в сквозном окне:«Февраль. Достать чернил…»Достать и мне.

Мартовские иды

Сновидения мартовских ид

Встретить Гекату так, будто бы невзначай,чаю бы предложить, пригласить на чай,нечаянно черных собак головы множатся так,будто их потаенные сны стаями из травы.Не бойся собачьих стай, подходя домой,челюсти их заняты, в них черные перья кур.Геката, увидев твой страх, руку тебе подаст,возьми ее за руку просто так,проходя сквозь кордон черных собак.Она говорит тебе что-то, ты, как всегда,забудешь после совет её, но,поднимаясь по лестнице, окажешься вдругв Уфе, тебя встретит на кухне покойная тетя,спросит бутылочку молока.Вот так невзначай пригласи Гекату на чай.

Фа-стрекоза

Стрёкот строк стрекозсквозь горизонт событий —радужный мост —око строк, отрок длит стрёкот,как фа-полетиз всех парсеков фа-сеток.Мост Фа, детка-стрекозка,в шестнадцати радужных отголоскахстрёкота фа-строк.Отрок стрекозий, замри в стрекозиных строкахна мосту Эйнштейна-Розена на мгновениестрекозиного стрёкота,отрок ли, око ли фа-сетокне даст червоточить строкам стрёкотом Фа,единственной из шестнадцати – строкой Фа —соблюден переход за горизонт событий,отрок стрекозий, быть тебе отроком фаокимФа-стрекоз сингулярности.

***Дорогая, забудем Орфея, Коктобыл не прав, даря тебе образвлюбленного в Смерть поэта.Дорогая, в мире твоем весна,сны наши нежнее от ночи к ночи.Странно было бы сетовать на твои словао приходящих детях, а послеобжигающий пост в фб об ушедших детях,в нем ссылки, страницы и адреса:ушел из жизни, спрыгнув с крыши,просто ушла из жизни в пятнадцать лет.Дорогая, я знаю, что тебе тяжелей,тебе принимать их души.Как же сложно с тобой, ты чутка, тиха и нежна,но порой, так тяжело тебя слышать и слушать.Я не зову уже тебя госпожой,демократия близости, покровы ночи,но как ни странно, я становлюсь собой,чувствую себя живой как никогда раньше,– и все твое наслаждение – в чувстве моей жизни.

Матрица мартовских ид

Не слушай пророчеств мартовских идоб убранном в белый саван тополиного пуха июле,Юлий выжженным летом, полуденным небом, следомавгуста слепки легки, янтарики-слезки стрекозки,вестью сожженных степей, дымкой сухих миражейсентябрит новый год с мартовских ид.

С февраля по апрель

Робинзонада речи

Междуречье на острове постепенно стирает черты,лицо держит речь. Вначале ты долго кричишь,читаешь стихи стихиям моря, ветра, песка, чайкам,чей крик диссонансом в сеть ассонансов, в стих.Так долго, что речь какофонией междометийстановится междуречьем, ты споришь, ты ходишь,говоришь-говоришь, стекая в невнятицу звуков речи,и последним кентавром-дифтонгом,прокричав междуречью: «Я!», изменяешь себя.

С февраля по апрель

Е.М.

Сад Пиерийский слезами ли орошатьс февраля по апрель?Иль перст уколов о шипы пиерийских роз,капельку крови в дар принестина пиру Мнемосины,пусть не вздыхают суровые боги,пусть десятой Сафо в перебранке КаменЕлене предскажет кончину зимыи новой весны толчеюи смех гиперборейно.

Эфедра не Федре

В солнечных сандалиях по змеиной тропке,соломенною шляпкой прерываяхор крылышкующих кузнечиковзолотописьмом Гермеса.В их полудневный плач и скрипцикадами на цитрах тонких стеблейэфедры, оплакавших не Федру,жертву Ифигении – богине тавров диких,в край северный, далекий,с запоздавшей на тысячу ли ли весной,в подарок: августа полдневный зной,эфедры красных ягод, терпкихлетаргией сухих и белых камнейвозле понта, хозяйкой мест там чайкана скале, где столько солнца,что хватит и на тысячу ли северных столиц,в подарок – и ящерок полдневный сплинянтариками глаз – сверк в сверк.

Что ни доктор, то чумной лекарь

Что ни доктор, то чумной лекарь,отставной барабанщик заштатного клюва,за дюжину бубонов бочонок бурбонада пару сожженных вчистуючумных поселений.Не архангел с мечом, выжигающий скверну,районный ветеринар в боях без правил,что-то трупный дух да чадит гарью,африканской чумой из ближайшей деревни,что принес в клюве заштатный аист.

В этом городе, Фортунатос

В этом городе, Фортунатос, паляще белом,где тень не спасает от слепящего солнцани старика, укрывшегося под чинарой,ни в черное закутанных женщин,ткущих белые нити под абрикосом.Здесь не спасают протяжные крики муэдзина,срывающиеся с минаретных шпилей,Здесь, Фортунатос, боль с привкусом соли,здесь поцелуй с морем, умерщвляет море.Здесь не нужен человек в сером,забирающий тень, награждающий шляпой,в этом городе, Фортунатос, мы с тобой тени,на белых камнях не чувствуешь жара,этот город как мое сновидение,как ты, Фортунатос, единственный,настоящий.

Аквилон

По дороге желтой на старой горемимо сорока сороков шли ходокиот себя к себе; перекрестьемветреный зюйд-остоблаками с зюйд-вестомптичьим перомпереписывал кельтский креств норд-вест,эгисхъялмами по облакамостров Крым,знаешь, брат-фаэт, фа-маякомсорока сороков навек.

Белым маком Макошь

Е.Х.